Вестник сочинского отделения РОИА "ВРЕМЯ И ДОКУМЕНТЫ". Выпуск 1
автор: И. В. Широков
Каждая семья, приехавшая на поселение в город Сочи, имеет свою уникальную историю. Из тысяч судеб складывалась и судьба города, многочисленных входящих в его состав поселков.
В 1925 году в село Ново-Ямское Севского уезда Брянской области пришло письмо с далекого и неведомого Кавказа от Бориса Семеновича Залетова. Дядя своим племянникам писал: какая здесь богатая природа, теплая зима – прямо рай земной.
Борис Семенович покинул родное село еще в начале века и поселился в 6 километрах от Хосты на правом берегу небольшой речушки Малая Хоста недалеко от ее впадения в Большую Хосту у «Чертовых ворот». Много лет о нем не было никаких вестей, и его письмо ходило из рук в руки по всей деревне. Старший племянник Василий Владимирович Широков решил съездить к своему дяде в разведку, посмотреть на заманчивый край, а когда вернулся, – забрал жену с двумя малолетними детьми, мать – Екатерину Кузьминичну Кривошееву, младшего брата Михаила и сестру – подростка Пелагею, и повез их на новое местожительство.
До Сочи ехали три дня поездом, до Хосты каким-то чудным автобусом с брезентовой крышей, переночевали на глиняном полу у Евдокии Грузиновой – замужней дочери Бориса Семеновича, наняли телегу, погрузили нехитрый скарб и по горной дороге направились к конечной цели. Проехали Белые скалы, где на глубине более ста метров текла река Хоста, а над головою стояла отвесная стена белых известняков, высотою до 50 метров – один страх.
За Белыми скалами с Воронцовского шоссе свернули налево вниз по грунтовой дороге, переехали две речки вброд, небольшой подъем и… вот оно, новое местожительство.
Мария Карповна две недели лила горючие слезы и укоряла своего мужа: «Куда ты меня завез! Кругом лес да горы, до соседей километры, каждую ночь плачут чикалки (шакалы). Не буду я здесь жить! Поедем назад домой!»
Уговоры мужа и скандалы свекрови с золовкой не остановили Марию Карповну, и она с детьми вернулась на родную Брянщину, где все дома стоят в ряд вдоль большака, все знают друг друга, ходят в гости, лускают семечки на завалинках, все кругом ровно и видно, земля что черный пух. А тут земля – один камень, лопатой не вскопаешь, только киркою и ломом ее можно одолеть.
Перезимовали в доме у сестры Матрены. Одна комната, русская печь, четверо самих и еще трое гостей с Кавказа. Дети спали на печке-лежанке и дрались за более теплое место, взрослые – на нарах с соломой, покрытой самотканой дерюгой под зипунами и шубами. Через полгода приехал Василий Владимирович и опять увез свою семью на Кавказ.
Дядя предоставил для жилья Василию Владимировичу старый дом 6 х 6 аршин: стены из колотых плах, врытых основанием в землю и обмазанных глиной, односкатная крыша из драни; внутри русская печь; между печью и стеной с окном – нары, небольшое окно; слева от него – керосиновая лампа со стеклом; у окна грубо сколоченный стол из досок на «козьих ногах»; земляной пол.
Екатерина Кузьминична с сыном Михаилом и дочерью был отдан так называемый «новый дом» – сруб из бревен 6 х 7 аршин на столбах из красного дерева. Рядом кукурузник на высоких тисовых столбах, сад из 9 кустов крупного фундука, 8 персиков, двух старых диких яблонь и трех недавно посаженных грецких орехов, 3 куста роз. За все это Широковы обязывались построить Залетовым новый дом в междуречье и оказывать помощь в ведении хозяйства.
Василий Владимирович взял ссуду 500 рублей и на нее купил старую лошадь «Машку» с кобылицей «Зорькой», телегу, сбрую, хомут, вожжи, седло, чересседельник, седелку, подбрюшник, шлею, дугу с колокольчиком, веревку, пилу, топор, кирку, лопату, цапку, стал заготавливать дрова и возить их на продажу в Сочи за 30 километров, а на вырученные деньги назад вез муку, крупу, соль, сахар, необходимый сельскохозяйственный инвентарь, одежду, обувь, ситец, гостинцы детям: карамель, пряники, изредка колбасу – неслыханную роскошь по тем временам.
В 1927 г. переселенческий фонд начал строить новую дорогу от Воронцовского шоссе через Хлебороб, Илларионовку в Калиновое озеро. Василий Владимирович на своей «Машке» подвозил камень для строительства мостов, подпорных стен, парапетов. И щебень для укладки полотна дороги паровым катком.
В 1928 году в Хосту пришел железнодорожный состав с переселенцами из Сибири. На встречу «коммунаров» высыпала вся Хоста. Из товарных вагонов-теплушек гости выводили своих лошадей, телеги, домашний скарб, и вереница груженных телег отправилась по Воронцовскому шоссе к месту поселения на развилке рек Большая и Малая Хоста.
Днями позже своим ходом из Хосты был доставлен локомобиль. Вес его был солидный, и все боялись, что только что построенный мост через Большую Хосту не выдержит, а спуска к броду нет. После долгого раздумья, решили рискнуть проехать по мосту, и машинист Сергей Перфильев был готов, в случае обвала моста, спрыгнуть в речку. Когда локомобиль стал на малой скорости взъезжать на мост, все население замерло в ожидании: выдержит или не выдержит. Мост слегка просел, скрипел, и когда передние колеса въехали на твердый грунт дороги, раздалось громкое «Ура!», в воздух полетели шапки, машинист потянул за цепочку парового гудка: «гу-гу-гу».
Пацаны окружили стальное чудо и просили дать погудеть, и машинист давал каждому несколько раз потянуть за цепочку гудка. Восторгу не было конца.
Первое время «коммунары» жили в шалашах. Когда же построили лесопильный завод, вдоль дороги от реки к Хлеборобу вскоре вырос целый поселок из 20 домов с нардомом (клубом), складами, конюшней, скотным двором.
Стали валить лес, пилить доски, балки, реи, клепку, заготовку мебели и отправлять за границу, получая взамен муку, крупу, соль, сахар, мясо, масло, посуду, топоры, пилы и прочий инвентарь и инструмент.
Местные жители присматривались к «коммунарам», к их коллективной работе и жизни, чесали затылки, но в «коммунары» не вступали.
В 1928-29 годах партия и правительство усиленно стало агитировать крестьян вступать в колхозы и 1930 год был объявлен годом сплошной коллективизации. По всем селам шли бурные собрания, на которых уполномоченные агитаторы разъясняли преимущества коллективного труда и образа жизни. В поддержку колхозов выступил кое-кто из местных селян, в частности, всеми уважаемый Иван Евграфович Старых – старый большевик, участник съезда Советов, лично видевший Ленина. «В Хосту мы будем ездить на автомобиле по асфальтированной дороге, купаться и загорать», – говорил он. И эти его слова стали явью, только через 30 лет.
В начале 1930 г. местные жители создали свой колхоз и назвали его «Смычка», а переселенцы сельскохозяйственную садо-огородную кооперативно производственную артель «Рассвет земледельца» Хостинского сельсовета Сочинского района Черноморского округа.
Каждый вступающий в колхоз должен был внести в общий капитал колхоза скот, лошадей, сельскохозяйственный инвентарь, семена. Семья Широковых в «Смычку» внесла 2 пуда семенного картофеля, одну меру кукурузы, овса, 2 кг семян клевера, косу, кирку, лопату, грабли, топор, пилу, цапку.
Летом новый маломощный колхоз «Смычка» влили в «Рассвет земледельца» и опять поборы:
Акт
«Июля 28 дня 1930 г. мы нижеподписавшаяся комиссия по приему в члены колхоза «Рассвет земледельца» Сочинского района в лице т.т. председателя колхоза Михина В. Л., Розова С. В., Перфильева Ф. Н., Новых Д. Г., Толмачёва М. К. в присутствии уполномоченного с/с Шихова С. А. в члены колхоза т. Широкова Василия Владимировича принято у т. Широкова В. В. на учет имущество для включения в общий капитал колхоза:
1. Лошадь – 1 стоимостью 150 р.
2. Лошадь – 1 -------------- 200 р.
3. повозку – 1 -------------- 70 р.
4. Хомут – 1 ------------- 17 р.
5. седелку – 1 ----------- 6 р.
6. Возжи парные – 1 ---- 5 р.50 к.
7. Черезседельник и подбрюшник – 2 --- 2 р.
8. Седло – 1 --------------------------------- 8 р.
9. Кукурузной соломы 2 стога ---------- 30 р.
10. шлея – 1 ------------ 8 р.
11. Дуга – 1 стоимостью 2 р.
12. Веревка 12 метров --- 3 р.
13. Итог руб пятьсот один 50 копеек»
Комиссия требовала сдать еще вилы, топоры, пилу, кирку, лопату, цапки, но 12-летний сын Вася их так запрятал в кустах ежевики, что члены комиссии найти не могли.
После их ухода отец стал ругать сына: куда ты дел цапки, кирки и прочее.
-Спрятал в колючке.
- Зачем?
- А чем мы будем копать землю пилить и колоть дрова? – последовал ответ мальчишки.
В 1930 году Хостинская тисо-самшитовая роща была объявлена заповедной по Стецев ручей, и Широковых попросили освободить территорию заповедника. В километре выше по течению Малой Хосты был выделен участок земли 2 десятины с лесом. Братья стали корчевать лес и строить новый дом на три комнаты: каждому брату по комнате. Но достроить дом не удалось: Николай и Михаил не захотели работать в колхозе и ушли – один в Хосту на железную дорогу, другой – в Сочи, кочегаром на пекарню, одному Василию не потянуть.
Дом достроили лишь в 1937 г рабочие пилорамы, превратив его в барак. Сейчас этого барака уже нет, но название Широкова Поляна так и осталось на картах и обиходе местных жителей.
Василий Владимирович вначале возил известь на своей лошади. Потом его избрали членом правления колхоза и кладовщиком, а 5 мая переведен в разваливающийся колхоз имени 1 Мая в соседнем Хлеборобе, и семья переехала в пустующий дом у дороги ниже этого села. Колхоз через год был поднят на ноги, и Хостинский сельсовет направляет В. В. Широкова на укрепление партячейки и сельпо колхоза «Советский сад» в селе Верхняя Николаевка, население которого в большинстве было зажиточным, и коллективный труд не нравился. Через год дело удалось поправить.
Но к этому времени опять разваливался колхоз имени 1 Мая, и опять парторганизация решила направить туда Широкова на его восстановление.
Однако жена категорически заявила: «хватит скитаться и каждый год менять местожительство, ни своего дома, ни сада, ни огорода, ни скотины; посмотри на себя, председатель, в чем ты ходишь, во что обут: пальцы торчат из носков сапог; пора уже остепениться, иметь свой дом и угол; никуда мы больше не поедем! И реши, что для тебя дороже – место председателя в 1 Мая или я с детьми».
Расстроился Василий Владимирович и доложил начальству об ультиматуме жены.
-Решай: или пойдешь председателем в 1 Мая, или партбилет на стол! – безапелляционно заявили ему.
Понурым вернулся В. В. домой, все рассказал жене, спросил: что делать?
-Иди, и сдай свой партийный билет.
На следующий день глава семьи опять пошел в Хосту, рассказал о разговоре с женой.
Ему заявили:
- Решай, что для тебя важнее: решение партии или жены? Партбилет или семья?
Василий Владимирович побледнел и после тягостного раздумья, положил партбилет на стол. По тем временам это был неслыханный случай, равноценный самоубийству. Но, учитывая добросовестность В. В. во всех делах, решили не губить его и направили агентом по снабжению строительства санатория имени Ченцова (ныне «Мыс Видный») в Хосте. Квартиры не было, и первое время жили в одной комнате с семьей Завгородних по улице имени красных партизан: самих 6 человек, да еще 6 гостей на 20 квадратных метрах, спали на полу покатом. Потом дали комнату в этом же доме, пристроили сени с кладовкой, сарай для дров и свиньи, жить стало легче.
После окончания строительства санатория работал там же гардеробщиком, матросом-спасателем (хотя плавать не умел), подрабатывал агентом квартбюро по размещению отдыхающих-«дикарей», вкупе с завхозом Хостинского лесхоза Цыбульниковым Я. И. и Намцем Ф. подгнивший брошенный сарай дореволюционного времени превратили в жилой дом на 3 комнаты (по улице имени Ленина, 14, ныне 50 лет СССР, 10б); с 1937 г. – матросом рейд-порта Хоста.
7 ноября 1941 г. в день 24 годовщины Великой Октябрьской социалистической революции В. В. был взят на фронт и погиб при защите Севастополя в феврале 1942 г.
Горестна и судьба братьев. Они не захотели работать в колхозе «Рассвет земледельца». Средний, Николай, ушел на железную дорогу в Хосту, потом строил санаторий «Ленсовет» и гостиницу «Приморскую» в Сочи. Перед войной перебрался в Краснодар и стал милиционером. Началась война, и где делся человек – не известно.
Михаил нанялся лесорубом на строительство новой дороги Мацеста-Калиновое озеро, а после окончания работ ушел в Сочи и поступил кочегаром на пекарню, отслужил 5 лет на крейсере «Червона Украина» старшиной кочегаров, вернулся, женился и стал работать машинистом новой дизельной электростанции в Хосте.
24 октября 1941 г. пришла повестка на фронт, 20 ноября случайно встретился со старшим братом в Новороссийске и 29 апреля 1942 г. погиб при бомбардировке вместе со своим тральщиком в Азовском море у Приморско-Ахтарской.
Сестра Пелагея в 1929 г. имела неосторожность нагулять дочь и перешла жить в Хосту, работая санитаркой в доме отдыха НКВД (ныне санаторий «Хоста» МВД РФ), где ей дали угол в пристройке к дому, была избрана депутатом Сочинского райсовета, заведующей хостинским базаром.
В Хосту перешла и ее мать Екатерина Кузьминична смотреть за ребенком.
Так разъехалась большая семья Широковых. Разъехался и колхоз «Рассвет земледельца». Когда лес был рядом, производительность завода и заработки артельщиков были высокими. На расчищенных от леса полянах стали сажать плантации клубники, выращивать картофель, помидоры, огурцы, свеклу, сою, перец, фасоль, кукурузу и на новой земле получили неплохие урожаи. Кипела и культурная жизнь.
Умелец на все руки Федя Якушев натянул между вершинами буков медную проволоку, а от нее ответвление в нардоме, на стенку повесил черную круглую тарелку из картона, и она, к удивлению всех сидящих на скамейках в зале, вдруг заговорила человеческим голосом. Да еще каким – самого Михаила Ивановича Калинина! До часу ночи народ все слушал и не расходился.
И еще событие, когда на телеге приехала кинопередвижка, повесили простыню под навесом лесопилки, и на ней вдруг стали ходить и бегать люди, летать самолеты, а когда на всей скорости с экрана мчался паровоз на зрителей, люди с криками разбежались.
Когда же вокруг леса мы вырубили и стали таскать кряжи лошадьми и валили за километры, пришлось строить узкоколейку вдоль всего берега Малой Хосты. Рельсы были из буковых рей-брусков, обшитых полосным железом, потом их заменили настоящими, стальными. Но чем дальше отодвигались лесосеки, тем ниже становилась рентабельность завода, заработки и жизненный уровень людей, и народ стал разбегаться: кто в Хосту на строительство санаториев, кто в соседние, более зажиточные селения, и от села в 30 дворов осталось только три семьи и от названия «Рассвет земледельца» только просто «Рассвет».
